Мы и власть

Даур Начкебиа

МЫ И ВЛАСТЬ

Среди задач, решаемых нашим обществом, отношение к власти, необходимость определиться, что мы понимаем под властью, чего хотим от нее, становится всё насущней. Мы все чувствуем, что дела у нас идут не так, как им положено идти; во всяком случае, надежды, которыми мы жили в первые послевоенные годы, обидно и как-то неожиданно не исполнились, мы переживаем целый ряд разочарований. В поисках причин неурядиц большинство из нас указывает на неумелость власти, а то и на ее злокозненность. Виновата ли власть в такой степени, как ей приписывают «недовольные», или же не меньше виновато и наше общество, мы все, – этот важный вопрос встал перед нами во весь рост, и мы должны предельно честно ответить на него.

Собственно говоря, мы не знаем, что такое власть. При всем как бы несомненном прошлом опыте – как нам не знать, что такое власть? мы ведь столько лет жили под ее пятой! – вопрос этот действительно нов для нас. И вот почему.

Мы раньше сталкивались с властью, можно сказать, не напрямую, ее сущность была нам явлена во многом опосредованно, через «амортизирующие» иерархические ступени: Москва – Тбилиси – Сухуми... До нижней ступени, на которой мы, абхазы, находились, она доходила не в «голом» виде, а в несколько терпимом облачении, тем более при имевшей место щадящей национальной политике. Власть была к нам повернута, так сказать, одним «чужеземным» ликом. Она ассоциировалась прежде всего с Москвой или Тбилиси, то есть с чем-то далеким, «неродным», оттого неизбежно враждебным. Потому легко срабатывали психологические механизмы если не полного примирения, то хотя бы более или менее сносного сосуществования с нею. Те же механизмы брали под защиту «своих» во власти, зная, что они мало что решают: да, на коне, но вожжи-то в чужих руках! Мы многое прощали «своим» и были уверены, что если поставить их у руля, упразднив их зависимость от вышестоящей власти, прежде всего тбилисской, то дела пойдут не в пример лучше. Мы так понимали: мы будем свободны тогда, когда нами целиком будут править «наши». Но это означало только отсутствие внешней зависимости, как-то не предполагалось, что власть «наших» – лишь необходимое, но недостаточное условие свободы. Но всё по порядку.

Вертикальная структура советской власти, при всей ее громоздкости, неуклюжести, несла и положительное. Был некоторый контроль, был сдерживающий фактор, не позволявший местным князькам разгуляться. Злоупотреблять своими полномочиями на широкую ногу, при всех их неудовлетворенных аппетитах, они не решались из-за страха перед верхами, а верхи приструнить не в меру зарвавшихся, «надавать тумаков» умели, и делали это охотно. Не из благих, как правило, намерений, а чтобы оградить себя, «не запачкаться».

С развалом СССР естественно разрушилась и вся система власти, от единого некогда организма отделились самостоятельные части, и в большинстве этих осколков возник неудержимый, бессовестный разгул бывших партийных боссов, наконец-то дорвавшихся до заветной, никем и ничем не контролируемого могущества. Во многих постсоветских государствах установились уродливые режимы, чуть ли не феодальные формы правления. Давно уже не новость – пожизненные президентства, разумеется, при поголовном «одобрямс!» народа, на подходе и передача власти по наследству. И всё это «с искренним желанием строить демократическое общество»!

Сказать, что подобные вещи нам не грозят, было бы преждевременно. И здесь дурную службу нам может сослужить характер отношения к власти, выработанный годами, а то и веками чужеземного правления. Мы из всего этого вынесли ничем не оправданную веру, что власть «своих» – самое надежное средство свободы и достойного существования, что одного факта – независимости страны и полновластия «наших» – достаточно, чтобы мы зажили счастливо.

Наш прошлый горький опыт сыграл с нами и другую шутку. Все силы нашего малочисленного народа на протяжении ряда веков уходили на то, чтобы просто выжить, не быть перемолотым беспощадными жерновами соперничавших держав. Конечно, такое многолетнее напряжение физических и духовных сил не могло не утомить, не обессилить. (Здесь лежат, в некотором роде, и корни пресловутой нашей «лени». Абхаз просто берег силы для важных дел, он не мог растрачивать себя на мелкое, «бытовое». Правда, это потом отчасти укоренилось в нашем характере, но это уже другая история.) И когда мы фактически стали независимыми и, соответственно, у власти оказались «наши», без надзора вышестоящей власти, народ наш как бы облегченно вздохнул и переложил свое бремя на них, перепоручив власти то, чем он до того занимался: судьбу страны. Из простого и, как оказалось, не совсем верного соображения: пусть власть занимается своим делом, а я буду заниматься своим.

В первые послевоенные годы власть и ее главный отправитель – президент справедливо считались той силой, которая неимоверным напряжением, отчаянным мужеством, жертвенным служением народу и стране принесла победу, а с нею и независимость. Со временем это отношение к власти стало корректироваться не всегда понятным с точки зрения заботы о стране и народе поведением власти. Мягко говоря, власть перестала оправдывать наши надежды.

Не снимая с нее вины за растущее в нашем обществе недовольство ею, надо сказать, что и общество отчасти виновато в этом, самоустранившись от решения главных задач, возложив львиную долю ответственности за судьбу страны на власть. Наше такое поведение вызвано, как уже говорилось выше, нашим тяжелым прошлым, постоянной борьбой за выживание. Борьба эта развила в нас какие-то качества в ущерб другим. Не имея опыта жизни под властью «своих», мы выработали однобокое представление о власти вообще и о какой-то особенной положительности власти «своих».

Надо признать, что это некоторым образом детскость, инфантилизм. Отношение нашего народа к власти ревнивое, даже любовное. Велико тяготение к ней, вера в нее. Власть в народном сознании совпадает с тем лучшим, что есть в нас. Но всё это до поры до времени. Заметив за властью даже незначительные отклонения от во многом придуманного идеала, какие-то вполне допустимые двусмысленности в ее поведении, наше общество из-за своего инфантилизма может тут же обернуть свои симпатии в совсем противоположное.

Власти необходимо учитывать эту особенность нашего отношения, не подражать близким и дальним соседям, не пытаться пересадить заведомо негодные методы и приемы чужедальних правителей. Власть до сих пор вела себя как власть вообще и обращалась с нашим народом как с народом вообще, исходя из каких-то общих, среднестатистических подходов, верных вообще, но неприложимых к конкретному случаю.

А обществу нашему пора взрослеть и не относиться к власти с излишним пиететом. Нам надо учиться воспринимать власть свободно, без шор и наивных надежд. Сумев это, наше общество найдет более действенные рычаги влияния на власть, и власть тогда вынуждена будет прислушаться к голосу «недовольных» и не видеть в них одно лишь покушение на себя, как сегодня происходит. 

2000

(«Глас народа», издание общественно-политического движения «Возрождение», специальный выпуск, 2000 год.)