Зураб Маршан: «Мы стремимся создать систему, удобную и для врача, и для пациента»

Зураб Маршан: «Мы стремимся создать систему, удобную и для врача, и для пациента»

Реформа системы здравоохранения актуальна не только для России, но и всего постсоветского пространства, в том числе Абхазии. С какими проблемами сталкивается республика при оказании медицинской помощи населению, рассказывает министр здравоохранения Абхазии Зураб Маршан.

Зураб Георгиевич, что представляет собой сегодня система здравоохранения Республики Абхазия? Удовлетворяет ли она основные потребности граждан в лечении, и какие проблемы требуют немедленного решения?

Сегодняшняя система здравоохранения Абхазии представляет собой осколок советской системы с целым шлейфом проблем, которые тянутся еще с послевоенного времени, когда мы занимались латанием дыр. Несколько лет назад мы приступили к плановой реорганизации системы и уже сейчас получаем положительные результаты. Однако для полной модернизации системы потребуется не менее десяти лет.

Реорганизацию системы мы начали с улучшения статистики. Изначально у нас было меньше 40% от необходимого перечня статистических форм. Введя много новых учетных и отчетных документов, мы стали лучше понимать, что у нас происходит с заболеваемостью.

В настоящее время у нас идет укомплектование Республиканской больницы — многопрофильного учреждения для оказания высококвалифицированной медицинской помощи, одним из подразделений которого станет Сухумский родильный дом с отделениями акушерства и гинекологии.

Оказание помощи детям, в том числе новорожденным — сегодня одна из самых больших проблем в Абхазии. Это, прежде всего, неонатология, в том числе, выхаживание недоношенных детей, детская реанимация и хирургия. Поэтому мы реорганизуем родильный дом, а также женские консультации, создаем электронную базу по беременным. Мы будем знать, в каком районе какая беременная к какому доктору пришла, что он ей назначил, и правильно ли он это сделал.

В ближайшей перспективе — открытие перинатального центра со всеми необходимыми отделениями, современными хирургическими залами и новейшей аппаратурой. Центр будет контролировать регион. К тому же будет решено множество задач, не только с оборудованием, но и с кадрами.

В настоящее время мы создали замечательную электронную базу по вакцинации, и планируем перенести этот опыт в систему женских консультаций. В организации детской базы данных и с технической, и с профессиональной стороны нам очень помогли представители международной организации ЮНИСЕФ.

Кроме того, мы обязаны реорганизовать систему скорой неотложной помощи, и в принципе видим, как это можно сделать. Я считаю, что скорую надо объединять, чтобы она представляла собой единую диспетчерскую, что нормально для страны протяженностью 220 км. Первый этап — это централизация, второй — разделение функций. В различных регионах Российской Федерации, в Европе, Израиле это сделать удалось — «скорая» приезжает за 13–15 минут на инсульт, инфаркт, ДТП, но не на температуру 39, это не их задача. В последнем случае диспетчер получает информацию, передает ее амбулаторной службе, и педиатр или терапевт в спокойном режиме проводит консультацию. Если нам удастся отделить скорую помощь от неотложной, получится идеальная система. Но боюсь, это удастся не во всех районах, потому что где-то врачей не хватает. К примеру, по педиатрии Гагра такое может потянуть, а Сухум может взять на себя еще два района. А в остальных районах нам придется выполнять общую функцию «скорой».

Мы рассчитываем, что бригады скорой помощи будут дежурить при опорных пунктах милиции по трассе. Это дает несколько преимуществ. Во-первых, ближе к трассе — ближе к ДТП. Во-вторых, вдоль трассы находится большое количество сел, которые также могут воспользоваться услугами скорой неотложной помощи. И, конечно же, надо поднимать первичные звенья, повышать квалификацию сотрудников, доступность медицинской помощи.

Определенные изменения у нас произойдут и в системе Центральных районных больниц: на 2–3 ЦРБ будет одна ведущая.

Как Вы оцениваете сотрудничество вашего ведомства с российскими органами здравоохранения? Следите ли Вы за реформами этой системы?

Ну, конечно же, нам интересно, что происходит в России. Практически все мы — выходцы из советской системы образования, которая на сегодняшний день не сильно изменилась в РФ, поэтому и в системе организации, и в плане оказания помощи, самые ближайшие наши сподвижники и учителя — это россияне. Мы стараемся также перенимать опыт и у зарубежных коллег. Но основная масса информации, конечно, поступает из лечебных учреждений и научно-исследовательских институтов Российской Федерации.


Могут ли грядущие изменения в системе российского здравоохранения отразиться на состоянии медицины в Абхазии?


Естественно, могут, поскольку Российская Федерация это — наш сосед и партнер. В настоящее время в России идет реформа финансирования системы здравоохранения. Эксперты пришли к выводу, что нужно платить за факт выполненной работы, то есть за завершенную медицинскую помощь. Если говорить о хирурге, то за каждую проведенную операцию он получает соответствующую оплату, но только в том случае, если пациент выздоровел или его состояние улучшилось.

Я наблюдал, какие нормативные документы и законодательные акты готовились по этому поводу. Сначала учет велся по количеству пациентов, теперь на первый план выходит качество. И это правильная тенденция. Финансовых отношений между доктором и пациентом быть не должно — на мой взгляд, это неэтично. В этом вопросе Россия движется к тому, к чему уже пришла европейская система здравоохранения. Я имею в виду финансовую, а не медицинскую сторону вопроса. В медицинском же плане в России есть много докторов, которые превосходят западных.

Какую финансовую помощь оказывает Россия Абхазии в сфере здравоохранения?

Что касается конкретных цифр, то это вопрос Министерства финансов. Но помощь, конечно, оказывается, что позволяет нам реорганизовываться, менять материально-техническую базу лечебных учреждений, учиться. Однако комплексный план социально-экономического развития заканчивается в этом году. Сейчас разрабатываются новые проекты и планы на следующие три года, и в этих планах — увеличение помощи.


В Абхазии — стране, пережившей войну, особого внимания, очевидно, заслуживает санитарно-эпидемиологическая обстановка? Какие здесь были проблемы и как они решались?

Санитарно-эпидемиологическая обстановка в республике напряженная, и на это есть свои причины. Это и проблемы, связанные с канализацией, и вопросы, касающиеся туризма (число приезжих в сезон в несколько раз превышает население республики) вследствие чего начинаются перебои с электроэнергией, поставкой продуктов, утилизацией мусора. Конечно, санитарно-эпидемиологическая обстановка меняется, но серьезных инфекционных вспышек, к счастью, уже давно не было. Небольшую вспышку коклюша прошлым летом мы успешно погасили. Следующей весной планируем провести вакцинопрофилактику ротавирусной инфекции, которой прошлым летом переболело много детей.

Одна из основных проблем — отсутствие кадров. Низкий поклон нашему старшему поколению специалистов, но выполнить свою функцию полностью они уже не могут. Мы ждем молодых специалистов. Совсем скоро, отучившись, к нам вернется пара молодых ребят-эпидемиологов. Но этого явно недостаточно. В эту специальность не хотят идти, и мы понимаем, что в ближайшее время не сможем разрешить эту проблему. Поэтому нам надо реорганизовать систему СЭС. Сейчас мы думаем, как сделать так, чтобы с меньшим числом специалистов выполнять больше задач. И это в принципе возможно при наличии необходимого транспорта и лабораторной поддержки.

Насколько нам известно, в республике возросла заболеваемость туберкулезом. Как решается эта проблема?

Сегодня у нас зарегистрировано менее 200 больных туберкулезом. Но я подозреваю, что это количество несколько увеличится. Наши российские коллеги, помогая нам в диспансеризации, выявили еще несколько десятков больных, и мы сейчас выясняем, действительно ли у них туберкулез, или что-то другое. Но проблема заключается не столько в их существовании, сколько в наличии у некоторых из них мультирезистентных форм, которые тяжело лечить. К нам приезжали сотрудники научного института туберкулеза из России, мы с ними пообщались, представили определенные планы. Мы хотим учиться, и получать организационно-методическую поддержку. Не так давно наш главный специалист посетила научную конференцию в России, и те данные, которые она принесла, нас немного удивили и обрадовали. Россия пришла к тому, что надо переходить на ВОЗосвские стандарты, а мы по ним работаем уже много лет — в основном благодаря международной организации МСФ, которая скоро завершает свою миссию в Абхазии. Поэтому теперь нам надо работать самостоятельно, и думаю, в этом нам помогут российские коллеги.

Что делается для решения проблемы? Мы сегодня полностью реконструируем противотуберкулезный диспансер. Я рассчитываю, что вскоре в нашем законодательстве появится возможность принудительного лечения пациентов, и рост заболевания уменьшится. В 2013 году мы планируем приобрести передвижные флюорографические установки, с помощью которых будем продолжать работу по диспансеризации, выявлению туберкулеза и онкологии легочной системы. В 2012 году мы приняли программу по туберкулезу, согласно которой за каждым фтизиатром (их у нас мало) закрепили отдельный район. Таким образом, выстроилась пирамида контроля и улучшилась выявляемость заболевания.

Как в условиях недостаточного финансирования решается вопрос о лечении больных с патологиями, требующими особо затратного лечения (в частности онкологических)?

Лечение пациентов с онкологическими заболеваниями зиждется на трех китах. Первое, это оперативное вмешательство, второе — химиотерапия, третье — глубокофокусное гамма-облучение. Из них нам сегодня доступно только два. Оперативные вмешательства зачастую мы способны выполнить сами. Химиотерапию в достаточно большом объеме, по перечню утвержденных кабинетом министров лекарств, мы обеспечиваем полностью. Одно время у нас были перебои, проблемы финансового и организационного характера. На совещаниях в кабинете министров были приняты радикальные решения, позволившие решить эти проблемы. Однако гамма-облучения у нас пока нет.

В этом году мы планируем закончить реставрацию онкодиспансера и оснастить его всем необходимым. Есть предложения по изменению лабораторной базы. Мы хотим сделать ее настолько серьезной, чтобы можно было заранее выяснять, какие препараты подойдут конкретному пациенту. Методика напоминает посев на чувствительность к антибиотикам. Но более современная технология позволяет точно определить качество воздействия химического препарата на опухолевую клетку. Мы планируем расширить возможности онкологической службы и создать при ней торакальное отделение. У нас есть случаи заболевания легочной системы, требующие оперативного вмешательства, и не только онкологические. Здесь есть своя специфика, поэтому мы стремимся создать специализированную систему.

Какими Вы видите взаимоотношения медицинского сообщества с фарминдустрией, в частности, с российскими фармпроизводителями?

К счастью, или к сожалению, у нас в республике нет фарминдустрии. А в общемировом масштабе фарминдустрия, конечно, диктует ценообразование, и с этим приходится считаться. Мне кажется, что Всемирная организация здравоохранения могла бы взять под контроль вопросы ценообразования и выпуска на международный рынок некоторых препаратов либо не до конца прошедших исследования, либо имеющих тяжелый побочный эффект. Думаю, что в этом вопросе есть прямая необходимость регулирования.

Фарминдустрия — это серьезный бизнес, способный, если нужно, поменять правительства некоторых стран. При этом могут предприниматься политически выверенные шаги на появление «непонятных» заболеваний, для лечения которых нужны «непонятные» лекарства. Тогда как пациент должен быть уверен, что именно этот препарат необходим ему для лечения его заболевания. Я знаю, что ВОЗ воздействует на заводы выпускающие ряд вакцин от детских инфекционных заболеваний; на предприятия, выпускающие препараты от туберкулеза, то есть воздействует на ценообразование, контролирует качество, соответствие стандартам, но это касается далеко не всех препаратов. Если говорить о Российской Федерации, то существует медицинское сообщество, которое способно поднять этот вопрос.

Большое количество абхазских пациентов сегодня проходят лечение за рубежом, в частности, в России. Расскажите, пожалуйста, об этом подробнее.

У нас далеко не совершенная система здравоохранения, и мы не можем предоставить нашим пациентам необходимый объем медицинской помощи. Я даже затрудняюсь сказать, когда мы будем способны сделать это в полном объеме. Потому что медицина всегда идет вперед, и высокие технологии определенного уровня нам пока недоступны. Мы стараемся догонять, но на это уходит время, в том числе, на оснащение, обучение.

Благодаря соглашению между Министерством здравоохранения Российской Федерации и Министерством здравоохранения Республики Абхазия, у нас появилась возможность квотирования российских граждан, проживающих на нашей территории. Это порядка 200 квот в год в течение последних трех лет. По этим квотам они получают помощь в лечебных учреждениях и научных институтах России. Безусловно, были определенные проблемы, которые, я надеюсь, снимутся после подписания нового соглашения, уже межправительственного. К примеру, много времени занимало согласование, что было крайне неудобно для пациентов. С подписанием нового соглашения мы планируем решить вопрос оказания медицинской помощи такого же уровня нашим гражданам, но не гражданам РФ. Таковых мало, но они есть.

В рамках оказания помощи наши российские коллеги в течение 3 месяцев провели на территории Абхазии диспансеризацию более 22 тыс. человек, потратив на каждый район порядка двух недель. В ходе этой работы были выявлены заболевания, даны рекомендации по лечению. Министерство здравоохранения Российской Федерации определило категории на специализированную и высокотехнологичную медицинскую помощь, которые, я надеюсь, попадут в квоты 2013 года. За короткий промежуток времени российскими коллегами была проделана огромная работа, за что хочется выразить им официальную благодарность.

Каково сейчас состояние оздоровительной медицины в вашей республике? Станет ли Абхазия вновь «всесоюзной здравницей»? Что делается в стране для возрождения оздоровительного туризма?

Честно говоря, мы мало занимаемся оздоровительной медициной, потому что перед нами сегодня стоят более экстренные задачи, к тому же у нас нет соответствующих условий и кадров. Но я надеюсь, что Абхазия постепенно станет такой здравницей, какой она была раньше. Грех не использовать те природные ресурсы, которые дал нам Всевышний, в целях оздоровления нашего населения, гостей и туристов.

Как решается в настоящее время кадровый вопрос, в том числе привлечение в отрасль молодых специалистов? Существуют ли в республике специальные программы поддержки молодежи?


Мы каждый год отправляем ребят учиться: кто-то идет по российским лимитам, другие самостоятельно поступают в вузы. Руководство Республики практически всегда берет на себя оплату обучения в рамках программы поддержки молодых специалистов. Процесс обучения врача достаточно длительный, а мы хотим иметь относительно готовых специалистов, поэтому подготовка занимает больше 6 лет. Сейчас мы договариваемся с Минздравом РФ о том, чтобы определенное количество врачей каждый год отправлять на постдипломное образование. Это очень важно для нас. За последние два года к нам вернулись 26 молодых специалистов, но этого все равно не хватает. Наше ведомство старается общаться со студентами, чтобы понять, к чему у них лежит душа, узнать их реальные возможности и предложить каждому ту специальность, которая востребована в настоящий момент в республике. К сожалению, других программ, в том числе по привлечению иностранных специалистов, у нас пока нет. Этим и объясняется наш дефицит кадров.

Сегодня мы стремимся создать систему, удобную и для врачей, и для пациентов. И поэтапно движемся в данном направлении.

Беседу вела Алина Жиба